[Самая большая подводная лодка в мире] - Андре-Марсель Адамек

Сиум подумал сначала о торпедном отсеке. Но разборка и сборка дверных панелей требует слишком много времени. К тому же это тайна, в которую кого-то посвящать ему бы не хотелось.

— Есть одна каморка, в которую никто не заходит. Только там, пожалуй, тесновато.

— Идем посмотрим, — говорит Макс.

Нескончаемыми узкими проходами они добираются до кормовой части «Саратова». Возле генератора Сиум опускается на колени перед низкой дверцей, встряхивая огромную связку ключей.

— Здесь раньше хранили запас масла. Когда корабль стоял на причале, русские механики крали его оттуда, чтобы потом продать. Они разливали его в бутылки, которые прятали в вещмешках. Вот потому капитан и приказал поставить замок.

— Тут и правда тесновато, — замечает Макс, обследуя темную каморку.

— Убрав бочки, мы выиграем немного места. Койку можно будет поставить в глубине.

— Здесь пахнет плесенью.

— Это потому что затруднено поступление воздуха. Я этим займусь.

— Не могли бы вы еще придумать что-нибудь с освещением? Она свихнется в этой дыре.

— Я дам ей лампу на батарейках.

— И принадлежности для мытья, — добавляет Макс. — Таз, мыло…

— У нее будет все, что нужно, и каждый вечер я буду приносить ей канистру свежей воды.

— А еду?

— Не знаю, сможет ли она привыкнуть к той, которую готовят мои люди. Черные галеты и сырая селедка, козий сыр, овсянка с капустой — это то, чем здесь кормят.

— Я время от времени буду приносить вам для нее передачу.

Теперь, когда насчет девушки было улажено, Макс приступает к проблеме с толстяком, расплющенным в строительном мусоре. Его надо бы вытащить из шахты и перевезти на пустырь — работа для титана. Сиум обещает прислать к нему Нука, самого сильного из своих рабочих, парня, который не моргнув глазом переносит на спине две сотни килограммов железного лома.

Макс удивляется, что он говорит так долго, не чувствуя при этом во рту горького вкуса слов. Ему ни разу не пришлось повторять фразу, чтобы его поняли. Возможно, где-то в недрах его личности еще хранится достаточный запас промытых от яда и желчи слов, слов, которые могли бы гирляндами подняться на поверхность, словно вырванные глубинными течениями из морских песков водоросли.

[11]

В первую неделю сентября муниципальный совет ознакомился с результатами эксплуатации лодки. Выручка с трудом покрывала четверть затрат. Кричали уже о полном фиаско.

Было принято решение ограничить посещения выходными и работать в этом режиме до середины октября. А потом, так как цена на сталь снова стала подниматься, можно будет сразу же отправить «Саратов» на слом. Тем временем закрыли близлежащие киоски и туристический центр. Значительная часть сезонных рабочих снова попала в руки надзирателя над бедными.

Между тем уволенный персонал продолжал собираться в столовой субмарины. Каждый вечер там раскладывали столы, доставали шахматы и колоды карт, ставили охлаждаться несколько бутылок. Один из рабочих неумело вывел слово «Блудрим»[12] на щите, который прикрепил к самодельной стойке, сооруженной из доски и двух ящиков. Это и стало названием клуба. Здесь чувствовали себя так же хорошо, как во времена «Медузы».

Сиум сменил синий комбинезон механика на форму русского капитана. Среди собиравшихся в «Блудриме» он был единственным, кто сохранил за собой две должности — техника-механика и гида. Грядущее умерщвление корабля он переживал особенно остро.

Ночью, когда все уходили, он пробирался в недра «Саратова» и проводил там несколько минут с пленницей. Он приносил ей воду и чистый ночной горшок, передавал пакет со сладостями, который оставлял для нее Макс. Ким ждала его прихода с нетерпением. Ее бледность стала еще заметнее, но, несмотря ни на что, она не падала духом. Нигде она не чувствовала себя спокойнее и защищеннее. Толстая сталь ее убежища, словно гигантская раковина, хранила ее от времени и людей. В прилив она ощущала легкое колыхание, и ей казалось, что она покачивается в материнском лоне. Она принимала позу эмбриона, подтягивая колени к груди, и засыпала так с необъяснимым чувством полноты.

Едва заметно колеблемый зыбью жесткий и холодный металл как будто изменял свои свойства и, сделавшись текучим, обволакивал ее добрыми, почти материнскими волнами. Ким хотелось бы здесь родиться, и она не имела ничего против того, чтобы здесь и умереть.

Пиу, избегавшая теперь мужского общества, не сопровождала Жиля в «Блудрим». Она часто проводила вечера в единственном городском кинотеатре, где показывали фильмы такие же давние, как последнее подновление кресел из пунцового бархата. А потом она ждала Жиля, прогуливаясь невдалеке от сходней «Саратова».

В тот вечер она осталась на второй сеанс, чтобы еще раз посмотреть фильм. На ее щеках блестели слезы: настолько взволновал ее финал. Героиня — худая особа с огромными глазами. Молодой инженер не может устоять перед ее очарованием и после глуповатой беседы и нескольких танго при луне объявляет ей о своей страсти. Назначена дата свадьбы, но тут начинается война. Инженер мобилизован на фронт и направлен на борт эскадренного миноносца. Проходят месяцы. Обмен письмами, короткий ретроспективный кадр с танго, крупный план грустных глаз кинозвезды. Инженер служит теперь по другую сторону Атлантики. Хотя все близкие стараются ее отговорить, красавица решает следовать за ним. Она садится на старое грузовое судно, отплывающее в Англию. И вот посреди океана разыгрывается драма. Под сопровождение трагической музыки из воды показывается перископ. На экране злодейское гримасничающее лицо капитана; слышно, как он выкрикивает команды. Две серебряные торпеды летят, оставляя за собой хвост пузырей. На залитом солнцем мостике грузового судна царит покой. Героиня стоит, облокотившись на леер, и мечтательно смотрит вдаль, когда один за другим раздаются взрывы. В машинном отделении охваченные пламенем люди мечутся и кричат. Потоки воды заполняют узкие коридоры, мостик кренится, вздыбливается, заставляя красавицу тюком кататься среди разбитых вдребезги шлюпок и вырывающих друг у друга спасательные круги моряков. Море вокруг идущего ко дну грузового судна подернуто пеленой огня.

Во второй раз просматривая сцену гибели корабля, Пиу чувствует неудержимую тошноту. Все, что она съела с утра, это две гренки со стаканом овощного сока. Она пробирается вдоль ряда пустых кресел и бежит к туалетам, пропуская финальную сцену, в которой эскадренный миноносец обшаривает прожекторами ночь и несет спасение утопающим. Героиню поднимают на борт, и она оказывается перед своим инженером в лейтенантской форме. Пламя лишило ее зрения, акулы жестоко изуродовали тело, она едва жива от холода. Но прежде чем испустить последний вздох на руках человека, чьи рукава украшают золотые галуны, она все же узнает в нем любовь всей своей жизни, и ее лицо сияет, как в день свадьбы.

Причиной всех бед была притаившаяся в глубинах подводная лодка, этот длинный зверь, тупой и жестокий, похожий на «Саратов».

Ожидая Жиля у сходней, Пиу с ужасом взирает на мрачный корабль. Даже обезоруженный, он все равно принадлежит к скрытному и кровожадному отродью морских чудовищ. Его рубка вздымается к звездам, как голова спрута. И на его боках, боках мертвой акулы, дрожит испарина ночи.

Неожиданно показавшись на освещенных прожектором сходнях, первым выходит Пеле. Вид у него совсем измученный. Он поддерживает Капитана, чтобы тот не опрокинулся в черные волны. Пиу тотчас отступает на три шага и прячется в тень, но ее светлое платье белым бутоном фосфоресцирует в темноте.

— Хлоя! Хлоя вернулась! — горланит Тон, поворачиваясь к ней.

Вытянув вперед руки, он, пошатываясь, идет навстречу светящемуся платью. Он не видит ничего, кроме пламени этой материи, и вскоре касается его кончиками пальцев.

— Вернитесь, Капитан! — кричит Пеле. — Это не Хлоя.

Тон ощупывает женщину сквозь мерцающее платье. Он просовывает руки ей под мышки, скользит ими вдоль ее тела и возвращается к груди.

— Да, — говорит он, — это не груди Хлои.

— А что с ними, с моими грудями? — спрашивает Пиу.

— Ничего. Но это не груди Хлои, вот и все.

— Они слишком жирные, да?

Тон взвешивает их, играет ими в своих ладонях.

— Нет, они круглые и очень нежные. Будто дыни, снятые на Троицу.

— Видишь, ты сама себе морочишь голову! — говорит внезапно появляющийся Жиль. — Еще ей кажется, что у нее слишком толстые ляжки, слишком толстый зад. Скажите ей, Капитан, и ты, Пеле, скажи ей.

Теперь они уже вдвоем шарят наугад руками по сверкающей ткани, которая извивается словно огонь в ночи.

— Дыни и круглые тыквы, — говорит Тон. — Настоящие женские плоды, в самый раз.